Коллекционеры смерти - Страница 72

– Непросто иметь секс с таксомотором. А мадемуазель Бадантье просто невыносима.

– Собственно, мы здесь, чтобы встретиться с месье Бадантье, – сказал я.

– Это не имеет значения. Вам ее все равно не миновать.

Вздрагивая и трясясь, кабина лифта медленно ползла между этажами.

– А какой он, этот месье Бадантье? – спросил я.

– Он выискивает времена и места, которые его радуют. Если он захочет с вами поиграть, советую вам принять его игру. И выскажу одну мысль: банальность никогда не выигрывает.

Мы доехали до самого верха и резко остановились. Лифтер раздвинул решетку. Мы вышли в узкий коридор с дверью в конце. Карлик нажал ручку вниз.

– В лифте, который движется со скоростью, близкой к скорости света, – сказал он, исчезая из поля нашего зрения, – мы все были бы намного короче. Даже я.

Денбери оторвала меня от созерцания уезжающего лифта и повела по коридору. Я поднял руку, чтобы постучать, но дверь неожиданно распахнулась сама. За ней стояла женщина лет под семьдесят, выражение лица которой можно было охарактеризовать любым синонимом слова «суровое». Возможно, неодобрительное.

Ее белое лицо по форме напоминало сердце, заостренной частью которого был подбородок; обрамление из радикально черных прямых волос зачесанных назад и скрепленных заколкой, усиливало это впечатление. Ноздри ее подрагивали, она словно принюхивалась к нам, стараясь по запаху распознать наши намерения. Широко распахнув дверь, хозяйка коротким кивком предложила нам войти.

На Мими было платье до самого пола, такое же черное, как и ее волосы, украшенное в районе глубокого декольте небольшими матовыми камешками, напоминавшими глаза. На невообразимо длинной шее красовалась подвеска, в форме которой также был заметен мотив глаза. Она напомнила мне Цербера, и нам оставалось надеяться, что она не столь рьяно охраняет своего месье.

Денбери сказала ей несколько слов по-французски. Потом представила меня:

– Месье Карсон Райдер. – Я протянул руку, и мадам уставилась на нее, как на какую-то диковину. Ответного жеста не последовало. Мими указала на пару стульев у стены, и мы сели, она, что-то пробурчав, скрылась за коричневой дверью. – Пошла доложить о нас Le Homme Grand. Сидите смирно, – сказала Денбери, вынула из своей большой сумки «Ле Монд» и стала читать, а я принялся разглядывать комнату. В углу стоял небольшой опрятный письменный стол, за ним стеллаж с книгами, на стене висели старинные часы, которые с уходом Мими, казалось, стали тикать громче.

Когда я был маленьким – лет пяти, вероятно, – в связи с новой работой отца мы переехали на новое место жительства; В нашем арендованном вместе с мебелью доме тоже были старинные часы. Я помню, как их громкое разносившееся повсюду тиканье заставляло острее чувствовать тишину. Примерно так же маяк концентрирует внимание на окружающей темноте. Мой детский ум придумывал короткие двухсложные фразы в такт ритмичному движению маятника.

Тик-тик —
Замри на миг,
Тик-так —
Старый башмак.
Тик-тук —
В двери стук, запрись, мой друг, тишина вокруг…

Мне захотелось пересечь комнату, схватить часы за маятник и заставить их замолчать. Но я этого не сделал, и они своим тиканьем, казалось, продолжали смеяться надо мной еще добрых минут пять, пока дверь наконец не открылась и в комнате не появилась Мими.

– Месье Бадантье готов встретиться с вами.

– Мерси, – сказала Денбери, пряча газету в сумку. – Пойдемте, Райдер. Встретимся с великим человеком.

Мы направились к двери. По пути женщина остановила Денбери и, что-то прошептав ей, постучала пальцем по часам на своей руке. Денбери взглянула на меня, обескураженно подняв брови.

– Что, наши временные ресурсы ограничены? – спросил я.

– Представив нас, она уходит за покупками. Ее возвращение означает, что наше время истекло. По ее оценкам, это минут двадцать. Но главное не это. Похоже, месье Бадантье периодически откалывает небольшие фокусы, воображая себя разными знаменитыми художниками Франции. Сегодня, видимо, нам придется говорить с человеком Марселем Дюшамом. Вы ведь слыхали о таком, Райдер? Это кто-то из известных?

– Sacre bleu, – только и промолвил я.

Комната, в которую привела нас Мими, оказалась длиной метров в пятнадцать, а шириной – в четыре раза меньше. Добавьте сюда четырехметровые потолки и получите пропорции коробки для обуви. У стен пачками стояли картины, в рамках и без, несколько полотен в дальнем конце были прикрыты старой клеенкой. Свет в комнату проникал через большое окно в торце, открывающее роскошный вид на Париж Мой нос сразу же уловил густой запах льняного масла и трубочного табака, а глазам понадобилось несколько секунд, чтобы в сумеречном свете разглядеть под окном кровать, на которой неподвижно лежал подпираемый подушками человек. Мы подошли ближе. Сначала нам показалось, что у этого старика живыми оставались только глаза, черные и блестящие, неотрывно следившие за нашим перемещением по комнате. Но затем ожил его рот, преобразив прямую черточку в дугу улыбки и порадовав нас хриплым звуком, похожим на скрежет. Тонкие руки поднялись над одеялом и поманили нас подойти ближе. Я взглянул на Мими Бадантье. Ее лицо по-прежнему выражало одно лишь неодобрение.

От кровати нас отделял невысокий стол из черного мрамора размером примерно метр на метр. Внезапно старик поднялся и сел на своем ложе, повернувшись к нам лицом. Из-под шерстяного фиолетового халата свешивались его босые ноги.

– Les oreillers, – скомандовал он, не спуская с нас глаз. Его сестра подошла к нему и подложила подушки так, чтобы они поддерживали его в сидячем положении.